Если в безоблачный день смотреть на Тбилиси с вершины горы Мтацминды, то кажется, что там, внизу,— огромные, залитые янтарным медом пчелиные соты. Это искрятся на солнце окна домов... Местные старики пчеловоды говорят: «Не случайно наш город похож на улей. И имя его «тбили» — «теплый» не только от горячих серных ключей, бьющих из-под земли. Но и от щедрости нашей труженицы, кавказской пчелы».

Пчелиное Эльдорадо Лолуа. Так называют в Тбилиси живую декоративную пасеку-музей на улице Важи Пшавелы, во дворе школы имени Комарова. 

Раньше пчел встают только солнце да он — профессор консерватории Арчил Михайлович Лолуа, их хозяин, помощник и друг. Тщательно моет при входе на пасеку лицо, руки. Надевает белую рубашку. Если уважаешь хозяев, уважай и порядки в их доме: пчелы содержат свои ульи в чистоте и не любят неприятные запахи.

Арчил Лолуа подходит к ульям. Ударяет несколько раз палочкой о медную тарелку, висящую на сухой ветке. «Тэм-тэм-эм»,— певуче звучит металл. 

— Доброе утро, друзья! — кланяется пчелам седовласый человек.

...Калитка на пасеке открыта по субботам и воскресеньям весь день, и каждый приходящий — желанный гость. Только, как и в любом музее, трогать руками ульи нельзя, а голоса их слушать и мед пробовать — пожалуйста. Всех в первую очередь интересуют старинные ульи. Смотрят на такие колоды обычно долго-долго, как смотрят обычно на огонь и волны прибоя. Пчелы не замечают этого, заняты своим делом. Одну десятую грамма весит пчела, а меду собирает за лето пчелиная семья больше ста килограммов.

— А самые древние ульи какие были и где? — интересуются пришедшие в гости к профессору Лолуа туристы из Польши.— У нас в Сважендзе под Познанью тоже существует музей ульев. Там даже соломенные ульи есть...

— Самым старым польским колодам из пихты шестьсот лет, соломенным — чуть меньше. А грузинским сапеткам и кокозам — тысяча лет. Идемте, я покажу их,— приглашает хозяин гостей.

Плетенные из прутьев и обмазанные снаружи и внутри глиной с коровяком старинные жилища кавказских пчел лежали на деревянной треноге, на большом камне, одно висело на толстой ветке яблони. Привезли их из Поти, из Колхиды. Ульи эти перешли к Арчил у Лолуа от отца, Михаила Исаевича, страстного любителя-пчеловода. Дарить наследнику ульи — народный обычай грузинских потомственных пасечников.

Этим сапеткам лет сто будет. Дед Исай их сплел и пчелами заселил еще в прошлом веке. А самым древним жилищем пчел было дупло — в лесу, в горах — расселина в скале. «Таплис клде» — «медовая скала» значит. В Грузии такие есть.

Наверное, первые «дома» пчеле построили ассирийцы. Еще в III тысячелетии до нашей эры при царе Саргоне копали неглубокие длинные канавы в земле и делили их на части — создавали гнезда для пчелиных семей. 

— У меня в музее, признаюсь, таких нет,— шутит профессор,— да и вряд ли они где отыщутся. Зато точно знаю, что древнеегипетские ульи VII века до нашей эры, сделанные из речного ила в виде труб, нашли в гробнице Пабу-За. Ныне они хранятся в музее в Нью-Йорке.

На пасеке же Лолуа выставлен древний улей-дуплянка. Тоже из Колхиды.

— Вот она,— Лолуа указал рукой под дерево. Дуплянку можно было принять за старый сухой чурбан, если б не отверстие — леток и не пчелы около него.

Девушка-полька заметила ульи, напоминающие кузовки для ягод, потянула за рукав подругу: «Смотри, какие странные...»

Арчил Михайлович подвел гостей к «странным» ульям:

— Эти — из коры черешни. Пчелы любят ее запах. Для их изготовления никаких особых орудий не требуется. Они наидревнейшие в Грузии. Я, конечно, и шилом и ножом пользуюсь, когда мастерю, чтоб крепче и красивее были, а раньше свежую кору просто сворачивали руками...

«Кузовки» Арчил Михайлович выпросил в Колхиде у старого пчеловода для прославления грузинской пчелы. Так и сказал: «Для прославления». А то бы тот не отдал: «черешни» — семейная реликвия, как бурка и кинжал.

— А какой мед в «черешне»! Попробуйте,— и Лолуа подносит каждому расписное деревянное блюдце с угощением.

О медовых богатствах древней Колхиды, рассказывает Лолуа, ходили легенды. Тянулись по горным дорогам Кавказа бесчисленные вереницы лошадей и ослов, груженных медом,— потому и называли их «медовыми караванами». Ульев в Колхиде было так много, что однажды, объевшись «пьяного» меда, отравилось целое войско греков — десять тысяч человек. Об этом писал в IV веке до нашей эры историк Ксенофонт Афинский. Тот же колхидский мед буквально свалил с ног легионеров римского полководца Гнея Помпея...

Арчил Михайлович вспомнил еще об одних ульях — боевых, военных. Были когда-то и такие. В сражениях с врагами грузины часто использовали глиняные горшки-ульи. Их сбрасывали со стен крепости на осаждающих. Однажды выставленные открытые боевые ульи с пчелами защитили разрушенные стены крепости Альбеля-Грек от янычаров султана Амюрата.

— Мой глиняный улей — знак благодарности кавказской пчеле за ее участие в битвах,— говорит Лолуа.— Я назвал его «Воин».

Глиняный улей-горшок и другие старинные: деревянные, плетеные, соломенные — стоят на пасеке как памятники истории. Живое эхо древней Колхиды.

В левом углу двора, рядом со школьным садом,— аккуратное деревянное строение.

Профессор Лолуа, уже в рабочей куртке, широко распахивает двери. Это его мастерская. Здесь хранятся заготовки, рабочие экземпляры колод и ульев, и те, что требуют реставрации.

На пасеке двадцать старинных и декоративных ульев, большинство последних сделано руками самого Арчила Михайловича. Процесс создания художественных ульев сложный. Ему порой предшествуют дальние путешествия по республике, беседы и расспросы пчеловодов о секретах мастерства.

В Чхороцхуском госпчелопитомнике, в селе Мухури, разыскал Лолуа девяностодвухлетнего пчеловода Рахария.

— Это ты верно подметил, секретец у древних колод имеется. Оттого и живут они два века,— глаза у батоно (Уважаемый.) Акакия Зосимовича веселые, взгляд умный, осанка гордая: он начальник охраны пчелопитомника, большой знаток старинного пчеловодства, любой тонкостью с тобой поделится. Умей только все понять и запомнить.


— Ты, сынок, как чурбан для работы ставишь? — спрашивает старик.— Наши прадеды-бортники обязательно на срез глядели. Сторона с частыми кольцами от тебя должна быть. Самая прочная. Это и есть задняя стенка колоды...

Мудрых советов с тех пор, как Лолуа начал собирать и строить фигурные ульи,— а прошло уже лет шесть,— он скопил в памяти немало. И каждую осень, когда дел на пасеке становится меньше, Арчил Михайлович начинает новые ульи, поправляет, доделывает, казалось бы, законченные.

В хорошую погоду его рабочее место — сад. «Чтобы вольность мысли была и история в памяти жила, иначе не будет ее вовсе...» — говорит Лолуа.

Тук-тук, тук-тук, тук-тук. Короткие, точные удары молотка. Еще и еще. А здесь, справа, долотом надо чуть-чуть, чтобы резче поворот головы обозначился и напряжение чувствовалось.

Два года работы — вот что такое улей «Сван». А задумал его Лолуа еще в сентябре сорок второго, в селе Подклетное Воронежской области...

Четырежды двадцатилетний комбат Лолуа водил своих бойцов в атаку. Последний раз — рукопашная. Освободили они тогда село. Только мало что от него осталось — печные закопченные трубы вместо изб. Да на самом краю чудом каким-то устояла увешанная спелой антоновкой яблоня и один-единственный голубой, как небо, улей с пчелами. До войны село яблоками и медом славилось.

Так вот, один из бойцов Лолуа — сван Вано — погиб геройски возле этой яблоньки. В окопе, когда бывали затишья между боями, Вано рассказывал, что на пчеловода до войны выучился. Мечтал о празднике меда в своей Сванетии... Умирая, прошептал: «Жаль, одним пчеловодом на земле меньше станет...»

Запомнил на всю жизнь Арчил Михайлович и слова, и лицо Вано. Решил: «Доживу до победы, сделаю так, чтоб не забыли его люди».

Об этом думал Лолуа, когда начал строить свои ульи. Первый, правда, был не резной—разрисованный. Все стенки в цветах. Долго не решался взяться за портретный улей «Сван». Наконец решился. В горах раздобыл то бревно, что требовалось,— несмолистая сосна и диаметром с метр будет. Отпилил два метра, чтоб просторнее дупло сделать. Пора за работу. Топорик с удлиненным топорищем, тесло с вогнутым лезвием, стружок, рашпиль с правой стороны положил, долото — слева. Если хорошо разложить инструмент, так и работа будет ладиться — старая примета грузинских мастеров. Вот обозначил размеры дупла, начал выдалбливать. Внутри удобнее теслом расширять... По углам—лучше долотом. Неровности с потолка стружком соскоблил: пчелы с потолка свои сотовые «небоскребы» начинают строить. Пол тоже должен быть гладким, чтобы пчелы мусор могли выметать наружу. Для этого заусенцы зачищал рашпилем. Обработка внутри колоды закончена. Но это была еще сырая колода и, разумеется, не фигурная, а простая.

Прошло еще немало времени, пока этот улей получил имя «Сван». И пчелиную семью туда Лолуа поселил боевую — себя в обиду не дает никому. Ни одна оса к ним не проберется. Залез как-то осенью мышонок в улей. Вытащить его пчелам не под силу — наглухо залепили прополисом с воском у стенки.

Улей «Батоно» больше всех дает меда. Его пчелы на медосборе с липы — рекордсмены.

«Пасечник Рубен» — этот улей Лолуа назвал по имени своего надежного фронтового товарища, тоже пчеловода. Арчил Михайлович помнит, как однажды, когда они отбили от фашистов село Подгорное, Рубен свою пайку хлеба и сахара, что приберег в вещевом мешке, отдал детишкам...

«Мать Грузия» — улей самый красивый и щедрый. Соты полные и печаткой закрыты. Значит, созрел мед. «Угощайся, дорогой гость,— так скажет любая мать в каждом грузинском доме и добавит обязательно,— дала мшвидобиса — мирного утра, сынок...»

...В то утро люди шли отовсюду, шли на призывный звон меди. Гости — пчеловоды и те, кто еще не стал ими, спешили на пасеку-музей, на праздник меда — Букобу.

В первый раз в Тбилиси такое... Хотя... это очень древний грузинский обычай — один день в году посвящать восхвалению пчелы и ее даров. Многие традиции позабылись со временем, но по-прежнему время первой откачки меда — это огромная радость, событие для пчеловода. В этот день гость на пасеке — всегда желанный: хорошая примета. А на Новый год пчеловод сам к соседям в дом приходит поздравить, одарить медом и козинаки — грецкими орехами на меду.

«Бу-ко-ба, бу-ко-ба! Празд-ник ме-да!» — казалось, выговаривал-вызванивал тот, кто звал гостей.

Никто, конечно, не сговаривался, но гости пришли в желтых рубашках: дань уважения к «солнечному племени» и меду. Слева на груди — эмблема с силуэтом кавказской серой пчелы. Их выдавали вместе с пригласительными билетами. А резную ложку для соревнования-дегустации медов каждый сделал сам.

Отборные меды — дары своих пчел участники праздника расставили на столиках и скамейках в традиционных грузинских керамических чашах. Высшую оценку получит самый нежный и ароматный. Пока известны лишь названия медов: -«Горное утро», -«Майский», «Запах весны», -«Кавказское лето», «Дары Грузии», «Аромат Тбилиси». Но сначала, как было заведено у предков...

На фруктовых деревьях пчеловоды развешивают принесенные из дома разноцветные, плетенные из соломки корзинки с медовыми колобками. Колобков ровно столько, сколько ульев хозяин оставляет на зиму. Голубая плетенка профессора Лолуа с пятьюдесятью румяными «шариками» тоже качается на ветке.

Две группы по пять человек начинают «охоту за дикими пчелами». Кто быстрее отыщет. Улей спрятан недалеко в кустах, но поиск идет по всем правилам, как исстари заведено у бортников. В руках у охотников пучки прутьев. На расставленных приманках — пчелы-разведчицы. Они летят с кормушки в улей, и в ту сторону кладет охотник прутик на траву. Первый, второй, третий...

— Кто нашел «диких пчел», тот и хозяин, как положено,— дарит победителям найденный улей Арчил Михайлович Лолуа. И вот на шесте, что воткнут рядом с ульем, новые хозяева высекли топориком зарубку в виде лучей солнца. Именно так метили прадеды бортевые деревья.

Теперь настало время мастерить ульи. Всем вместе. На виду работа особая — никакой промашки быть не может. Этот плотничать умеет... А тот начал плести сапетку. Многому у знатоков учатся на празднике начинающие пчеловоды.

— Ты внимательнее смотри, руку просунь внутрь колоды, чтоб на ощупь чувствовать,— Лолуа объясняет и показывает стоящему рядом пареньку, как надо скашивать потолок и пол к летку. Вместо ответа — протянутое мастеру тесло: значит, понял, как и что надо делать. Значит, еще один непременно начнет ладить колоду.

Начинается ритуал посвящения в пчеловоды. Многим за пятьдесят, а робеют, как школьники на экзаменах: требуется правильно ответить на ряд вопросов.

— Когда и где грузинская пчела получила первую международную медаль? — громко спрашивает профессор Лолуа.

— В городе Эрфурте в ГДР на Международной выставке садоводства в 1961 году наша пчела завоевала золотую медаль,— с гордостью отвечает тот, кто первым проходит ритуал посвящения.

Другой рассказывает об использовании меда и продуктов пчеловодства древней грузинской медициной, о чем написано в лечебнике XI— XII веков — «Цигне Саакимо». Вспомнили и то, что грузинские воины времен моурави Георгия Саакадзе брали с собой в поход кожаные мешочки с кумели — медовой массой. Своего рода ранцевый неприкосновенный запас. 

Но в ритуал посвящения входило не только знание истории...

Рамки с сотовым медом. Их надо распечатать, нарезать кусками, красиво уложить на блюдо и угостить присутствующих.

Быстро мелькают в умелых руках лезвия пасечных ножей — их опускают в горячую воду и быстро вынимают. Нагретый нож ровно снимает крышечки восковой печатки. Аккуратный срез вдоль рамки от планки до планки по опорной проволоке. И вот куски сотового меда поданы для дегустации.

Оказывается, мед и кушанья на меду вкуснее, если запивать их ключевой горной водой или заедать теплыми мчади — кукурузными лепешками, выпеченными на глиняных сковородах. Сколько ешь, а еще хочется: так ароматен грузинский мед. Но, наверное, и оттого еще так происходит, что смотрят на тебя со всех сторон, как живые, лица фигурных ульев. Вроде улыбаются даже — рады, что угощение всем нравится. Это огромная награда их хозяину, профессору Лолуа, кто древний грузинский праздник меда вернул из глубин истории, кто музыку пасеки услышал и другим подарил.

В образовавшийся круг входит Лолуа. В руках у него медная тарелка с чеканным силуэтом кавказской пчелы и металлическая палочка. Он ударяет в тарелку.

«Темб-темб-темб!» — поет голос меди. Это прощальный аккорд праздника Букобы.